Клонившееся к закату солнце скрылось за тучей, и на землю опустилась тень. Подул прохладный ветер, шурша листвой в кронах деревьев. С минарета ближайшей мечети гнусаво заорал через громкоговоритель муэдзин, призывая правоверных к очередному намазу. Словно вторя ему, издали донёсся колокольный перезвон, извещавший православных о начале вечерней службы. За оградой парка, по широкому проспекту неслись потоки автомобилей, по тротуарам шагали прохожие, спеша по своим делам, в небе сновали флайеры.
Жизнь в Николайбурге шла своим чередом, размеренно и обыденно, как будто ничего особенного не происходило. Как будто не было недавней атаки габбаров и над планетой не нависала угроза ядерной бомбардировки. Как будто не существовало полутора миллиарда переселенцев, обживающих сейчас заброшенные города и веси. Горожане обезопасили себя от наплыва мигрантов-нахлебников государевым указом и на том успокоились. Остальное не наша проблема, решили они, пусть этим занимаются другие. Хотя бы и альвы...
Точно так же вели себя новороссийцы четыре года назад, когда в их систему вторгся человеческий флот. В подавляющем большинстве своём они просто ждали освобождения, почти ничего не предпринимая, чтобы приблизить этот миг. Не последнюю роль тут сыграл царь Новороссии, Александр IX, который призвал своих подданных сохранять спокойствие и, цитирую, «не поддаваться на провокации», а народ, привыкший всегда и во всём слушаться своего государя, послушался его и на сей раз. Были, правда, отдельные очаги сопротивления, то тут то там поднимались стихийные восстания, но их быстро и без особых усилий подавляли. Альвы же, не опасаясь за свои тылы, бросили против нас все присутствовавшие в системе силы и не позволили нам вовремя заблокировать дром-зону. Когда же на помощь к своим союзникам явились дварки, нам пришлось уйти несолоно хлебавши.
«Вот наглядный пример ущербности деспотии, – размышлял я, сидя на одной из скамеек, тянувшихся вдоль широкой парковой аллеи. – Любой деспотии, даже самой просвещённой и благожелательной к своим гражданам. Всё-таки прав был Падма, безусловно прав, не желая совмещать функции монарха и главы правительства. Отсюда один шаг к авторитаризму, который подавляет личность, лишает людей права жить своим умом и самостоятельно принимать решения, превращает народ в безликую толпу, послушно следующую за своим поводырём...»
На Новороссии мы находились уже седьмой день. Позавчера, в понедельник, Анн-Мари была зачислена в штат телекомпании, где работал Руслан Кузнецов, а Рашель впервые отправилась на занятия в местную школу. Дочка была не в восторге от перспективы возвращения в детство, однако понимала, что это необходимо – как из соображений конспирации, так и для выполнения поставленной перед ней и её отрядом задачи.
Что же касается меня, то в ближайшие пару месяцев работа по специальности мне не грозила. Согласно моей легенде, у себя на родине я был лётчиком (что, в принципе, соответствовало истине), но в Государственной канцелярии гражданской авиации, куда я сунулся со своей арранской лицензией, мне дали от ворот поворот. Чиновник, с которым я беседовал, заверил меня, что в связи с резким приростом населения планеты они, конечно, нуждаются в пополнении лётного состава, так как чуть ли не ежедневно открываются всё новые и новые рейсы. Однако прежде мне следует досконально овладеть русским языком, а затем пройти курс переквалификации, чтобы освоиться с принятыми на Новороссии стандартами. Я явно был не первым инопланетным лётчиком, который обращался с предложением своих услуг, потому что на прощание мне вручили диск с английским и испанским переводами Устава гражданской авиации Новороссии, соответствующими терминологическими словарями, а также пропуском на свободное посещение лекций в Николайбургском лётном училище.
Таким образом, я обзавёлся официальным статусом временно безработного, что было отнюдь не лишним, и теперь мог приступить к выполнению своего задания. Самого главного задания, ради которого меня, собственно, и послали сюда. А присматривать за группой агентов-школьников – это так, в нагрузку...
Из-за верхушек деревьев появился лёгкий двухместный флайер, шедший на бреющем полёте. Над аллеей он начал снижаться, быстро замедляя ход, и приземлился на пустующей площадке метрах в двадцати от меня.
Сразу вслед за этим в моём кармане зазвонил телефон. Я достал его и произнёс:
– Да?
– Это я, – последовал лаконичный ответ. – Во флайере.
– Хорошо, иду.
Я встал со скамьи и направился к площадке. Разглядеть, кто находился в кабине, было невозможно из-за того, что все окна были затемнены. Однако страха я не испытывал – а только волнение. Если бы меня хотели схватить, то схватили бы раньше, задействовав в этой операции куда большие силы, чем двое бойцов, могущих разместиться в этом флайере.
На самый крайний случай я располагал одним средством защиты – правда, понятия не имел, как оно работает. В браслет моих наручных часов было вмонтировано некое загадочное устройство, подобного которому не было больше ни у кого – ни у Анн-Мари, ни у Рашели, ни у ребят из её команды. Меня предупредили, что к его помощи следует прибегать лишь в самых безвыходных ситуациях. Также мне сообщили несколько скупых фактов о его действии: а) оно сработает от определённого набора ключевых слов, произнесённых моим голосом, или от нервного спазма – характерного признака воздействия парализующего луча; б) оно защитит меня; в) оно защитит другого человека, которого я буду крепко держать за руку или любой другой обнажённый участок тела – защита распространится на него благодаря биотокам; г) в радиусе нескольких десятков метров произойдут значительные разрушения, которые, однако, не затронут меня и того (или тех), кто вместе со мной будет находится под защитой данного устройства.
Словом, вещица серьёзная. Дома я прятал часы от греха подальше в сейф, но, направляясь куда-либо, всегда надевал их – такова была инструкция командования. Если при этом со мной были Рашель или Анн-Мари, я старался постоянно держать их за руку – а вдруг кто-нибудь, то ли случайно, то ли намеренно, выстрелит в меня из парализатора. Находясь с этими чудо-часиками на людях, я чувствовал себя ходячей бомбой. Ощущение было не из приятных, однако с этим приходилось мириться. Как я уже говорил, помимо руководства группой ребят у меня было ещё одно задание, куда более важное и очень секретное. Другие здешние агенты, посвящённые в суть дела, были психокодированы и не могли ничего выдать на допросе. Ну а мне никак нельзя было попадать в плен...
Я подошёл к флайеру с правой стороны, отворил дверцу и, убедившись, что пассажирское кресло свободно, проскользнул внутрь. Сидевший на водительском месте рыжий альв повернул ко мне свою мохнатую морду и произнёс:
– Ну, здравствуй, Стефан.
– Здравствуй, Григорий, – ответил я. – За тобой никто не следил? Во флайере нет «жучков»?
– Не беспокойся, слежки нет. Я принял все меры предосторожности.
Несколько секунд мы разглядывали друг друга. Вообще-то для меня, как и для большинства современных людей, все альвы были на одно лицо и различались только размерами и окрасом шерсти, однако данный конкретный альв являлся исключением – я узнал бы его при любых обстоятельствах. Семь лет назад судьба свела меня с Григорием Шелестовым, это был первый альв, которого я видел живьём, альв особенный, неповторимый – альв, который любил людей. Он родился в конце XXVI века, когда наши расы жили в мире и дружбе между собой, но в результате аварии корабля он, вместе с Лайфом Сигурдсоном и Мелиссой Гарибальди, провёл почти тысячу лет в гиперпространстве и попал в наше неспокойное время, которое профессор Агаттияр назвал эпохой жестоких и озлобленных подростков.
Шелестов никак не мог смириться с тем фактом, что люди и альвы сейчас находятся по разные стороны баррикад, он был чужд как нам, так и своим соплеменникам. Семь лет назад, когда он улетел на старенькой яхте Сигурдсона, я не рассчитывал больше встретиться с ним. Я был уверен, что Шелестов недолго проживёт, вернувшись к своему народу, но оказалось, что я ошибался. Он не только выжил, но и занялся активной общественной деятельностью, а его партия «Новый путь» с каждым годом приобретала всё большее влияние на политической арене Альвии. В последние месяцы он почти всё своё время проводил на Новороссии, поскольку именно ему, как лучшему специалисту по человеческой расе, правительство Альвийской Федерации поручило координировать материально-техническое обеспечение и социальное обустройство прибывающих на планету переселенцев с Эсперансы, Земли Вершинина и Аррана. Наши агенты, следуя указаниям руководства, неоднократно пытались вступить с ним в контакт, однако Шелестов, хоть и не сдавал их своим соплеменникам, наотрез отказывался от любого сотрудничества.
– А знаешь, – наконец произнёс он, – я ожидал, что рано или поздно ко мне пришлют либо тебя, либо Лайфа. Хотя думал, что скорее это будет Лайф.
– Командование сочло меня более подходящей кандидатурой. С Лайфом тебя связывает дружба, а со мной... ну, вроде как деловые отношения.
Альв понимающе кивнул:
– Да, это верно. Он чувствовал бы себя неловко, угрожая мне разоблачением.
– О чём ты говоришь? – удивился я.
– О моём поведении в лагере военнопленных. А также о том, как я помешал безумцу Ахмаду похитить секрет сжимающего излучателя. Я прекрасно понимаю, что у вас есть компрометирующие меня материалы, однако не собираюсь поддаваться на шантаж и становиться предателем. Можете передать всю информацию моему правительству, можете погубить меня, но никакой пользы вам это не принесёт.
Я покачал головой:
– Когда мне поручали встретиться с тобой, ни о каком шантаже речи не шло. Это правда, Григорий.
Шелестов пристально посмотрел мне в глаза.
– Похоже, ты не лжёшь, – резюмировал он. – У тебя искренний взгляд, в нём я не чувствую лукавства. Я рад нашей встрече, друг-Стефан. Впрочем, не буду скрывать: гораздо охотнее я встретился бы с Лайфом. Кстати, как он поживает?
– Неплохо. Совсем неплохо. Служит во флоте, недавно получил чин лейтенанта-командора, это соответствует вашему званию флот-майора, и теперь командует кораблём.
– Они с Мелиссой поженились?
– Увы, нет. Мелисса отказалась от его предложения. Для неё он просто друг.
– Жаль, очень жаль... Передавай ему от меня привет. – Постараюсь передать, но ничего не обещаю. Если командование решит, что Лайф не должен знать о нашей встрече, то я буду молчать. Насколько мне известно, он регулярно запрашивает нашу разведку, нет ли о тебе сведений, но ему всякий раз отвечают отрицательно. Он считает, что ты живёшь отшельником на какой-нибудь необитаемой планете или просто странствуешь по космосу на «Валькирии». Я тоже так думал до последнего времени и был очень удивлён, когда узнал о твоём нынешнем положении.
– Порой, оглядываясь в прошлое, я и сам удивляюсь, – признался альв. – Первые несколько месяцев я действительно жил отшельником, но в конце концов меня так одолела тоска, что я решил вернуться к своим, а там будь что будет. Я был готов к тому, что подвергнусь обструкции, я понимал, что меня будут считать предателем – но оказалось, что обо мне никто ничего не знает. Все мои соплеменники, с которыми я находился в лагере Тихо, погибли. Ты ведь слышал об этом?
– Да, слышал. Транспорт, доставлявший их на родину, прибыл в систему Бетельгейзе в самый неудачный момент, как раз во время атаки габбаров, и был уничтожен. Погибли и альвы – военнопленные, и люди – члены команды корабля.
– Если бы не великодушие Лайфа, в их числе был бы и я, – добавил Шелестов, – А так я остался в живых, притом с незапятнанной репутацией. Я не стал повторять своих прежних ошибок и уже не пытался втолковать нынешним альвам, что своим статусом космической цивилизации мы целиком и полностью обязаны людям. Я избрал другую тактику и отстаивал чисто прагматическую точку зрения, что война с человечеством изначально была большой глупостью. Она не принесла нашему народу ни малейшей выгоды, а её плодами воспользовались главным образом габбары и отчасти пятидесятники. Это правда, чистая правда, но современные альвы боялись посмотреть ей в глаза, не хотели признать, что их прадеды совершили непростительную ошибку, ввязавшись в эту проклятую войну. То, что произошло семь лет назад, и то, что продолжается сейчас, заставило многих прозреть и согласиться со мной. Таких альвов становится всё больше и больше, они по-прежнему не любят людей, однако не исключают возможности диалога между нашими расами. Ещё лет пять или десять – и мы сможем начать переговоры о мире.
– Нет, Григорий, не сможем, – мрачно ответил я. – Сейчас человечество не готово к этому и ещё не скоро будет готово. Галлийцы поголовно заражены ксенофобией, они не считают Иных за равных себе существ – так их воспитывали, это было необходимо для их выживания. Люди с других планет ожесточены против вас, ими руководит страх и ненависть, они никогда не простят вам своего рабского прошлого. Нужно, чтобы выросли новые поколения свободных людей; нужно, чтобы нашу нынешнюю слепую озлобленность и исступлённую ненависть к вам сменила здоровая ярость – только тогда можно будет вести речь о каких-либо переговорах. А пока... – Я бессильно развёл руками. – Наш политический истеблишмент, военная верхушка и интеллектуальная элита, пожалуй, готовы к переговорам, но подавляющее большинство рядовых граждан – нет. Для них приемлема только война, война до победного конца, до полного истребления всех других рас.
Шелестов кивнул:
– Да, я понимаю вас. Вы, люди, пережили кошмарное столетие. Вам будет трудно, невыносимо трудно простить нас за всё то зло, что мы вам причинили. Но вы сумеете, вы всегда умели прощать. И переговоры начнутся раньше, чем ты думаешь. Но, конечно, не сейчас и не через год. Именно поэтому я отказывался встречаться с вашими здешними агентами. Это не были бы переговоры, это была бы банальная вербовка. А уже сказал, что не собираюсь становиться предателем. Да, я за людей – но вместе с альвами.
– Однако ты согласился на встречу со мной.
– С тобой случай особый. Как и с Лайфом. К тому же я догадываюсь, зачем тебя прислали. Всё дело в кварковой бомбе, которую мы применили против габбаров. Вы обеспокоены этим, да?
– Совершенно верно, Григорий. Мы обеспокоены, но не совсем так, как ты думаешь. Мы не опасаемся, что вы используете это оружие против нас, потому что знаем, как оно действует. Мы называем его странглетным запалом.
Альв недоверчиво уставился на меня:
– Вы знаете? Вы его тоже изобрели?
– Да, и давно. А чтобы ты не считал мои слова блефом, я расскажу тебе о принципе его действия и объясню, почему ваше правительство применило его против Джейханны, находящейся в Большом Магеллановом Облаке, за пределами Галактической Спирали.
И я поведал ему всё, что знал о странглетном запале, в том числе и о порождаемой им цепной реакции взрывов Сверхновых. Выслушав меня, Шелестов целую минуту потрясённо молчал, затем вытер мохнатой рукой испарину с носа и хрипло произнёс:
– Это... это просто ужас! Такого оружия не должно существовать в природе... Христа ради, друг-Стефан, скажи, что ты преувеличиваешь!
– Нет, я не преувеличиваю. Всё это чистая правда. Вы обладаете оружием огромной разрушительной мощи, такой огромной, что его невозможно использовать в войне. Это всё равно, что подпиливать сук, на котором сам сидишь. Вы подорвали солнце Джейханны, обрекли на уничтожение Большое Магелланово Облако со всеми находящимися в нём габбарскими мирами. И всё, точка – это максимум, что вы могли сделать. Сейчас ваши враги и союзники трепещут перед вами, но правда рано или поздно всплывёт наружу. Вас по-прежнему будут бояться, но уже не как грозного противника, а как террориста, который сидит на термоядерной бомбе с активированным взрывателем и угрожает уничтожением всему городу. Только вот из города можно убежать, а из Галактики – некуда.
– Значит, ты хочешь, чтобы я предупредил наше правительство об опасности?
– Это уже сделано без меня. А ваше руководство ответило в духе «не учи учённого» и любезно сообщило, что предварительное испытание странглетного запала было произведено в шаровом скоплении IC 4499, так что опасности распространения цепной реакции на всю Галактику нет.
– Так в чём же тогда дело? – спросил альв. – Зачем тебя прислали ко мне?
– Затем, чтобы ты спас свою расу от уничтожения.
– В каком смысле?
– В самом прямом. У тебя есть два месяца на то, чтобы выяснить, кто из людей выдал вам секрет странглетного запала – или кварковой бомбы, как вы её называете. В противном случае наши войска атакуют все ваши системы, и на каждую планету будет сброшена глюонная бомба. Мы уничтожим вас, Григорий, а заодно уничтожим и все остальные расы. Нас не остановит даже то, что вы держите в заложниках наших братьев; мы пожертвуем ими ради спасения всего остального человечества. Люди напуганы, пойми это. Нас слишком мало, чтобы воевать с вами по правилам, придерживаясь принципов гуманизма, когда в ваших руках находится такое страшное оружие. Как раз перед моим отлётом стало известно о созыве внеочередного заседания обеих палат Национального Собрания Терры-Галлии, а на повестку дня вынесен один единственный вопрос – принятие резолюции, обязывающей правительство принять адекватные меры. Объяснять тебе, что означает выражение «адекватные меры», думаю, нет необходимости. Можно не сомневаться, что парламенты остальных планет примут аналогичные решения.
Снова воцарилось молчание. Шелестов переваривал мой ультиматум. Вернее, ультиматум нашего руководства.
– Ты хочешь сказать, что секрет кварковой бомбы мы получили от одного из ваших? – наконец произнёс он. – Ты даже мысли не допускаешь, что её изобрели наши учёные? Откуда у тебя такая уверенность?
– В этом уверен не я, а те, кто послал меня, кто знает больше, чем я. Эти люди изложили мне свои аргументы, и я счёл их весьма весомыми. Они уполномочили меня рассказать всё тебе, чтобы и ты мог убедиться.
– Я слушаю тебя, друг-Стефан.
– Итак, – начал я, стараясь слово в слово вспомнить то, что говорил мне адмирал Дюбарри, – более столетия назад, ещё в начале войны, галлийские учёные сделали одно фундаментальное открытие. Это открытие было случайным, на много веков, а может, и тысячелетий, опережающим развитие современной науки. Из этого открытия следовали частности – технология управления каналами, способ производства кваркового вещества для странглетных запалов, принцип генерации квазиглюонов, что впоследствии позволило создать глюонную бомбу, и многое, многое другое. Если бы альвийские учёные сделали такое же открытие, то ваше правительство ни за что не пошло бы на применение странглетного запала.
– Почему? Не понимаю.
– Потому что ваши лидеры совсем не дураки, они бы не стали показывать людям, что альвы обладают такими знаниями. Знаниями, которые в скором времени позволили бы вам овладеть средством сжатия каналов и защитить все свои системы от вторжения извне. Знания, которые дали бы вам множество совершеннейших технологий, что и не снились другим расам. Учитывая численность вашего народа, это сделало бы вас бесспорными властелинами Галактики, а мы, люди, снова оказались бы на положении парий. – Я покачал головой. – Нет-нет, будь это так, вы не применяли бы странглетный запал, а ограничились бы ядерной бомбардировкой нескольких менее значительных габбарских миров. Вы бы втайне занимались созданием сжимающих излучателей, чтобы в один прекрасный день остальные расы с ужасом обнаружили, что все ваши дром-зоны надёжно заблокированы. Вот тогда бы вы задали жару и габбарам, и людям. Первых вы задавили бы своим техническим превосходством, а нас – своей численностью.
– Ну а если предположить, что мы всё-таки сделали это открытие, – сказал Шелестов. – Предположим, что наше правительство просто погорячилось с атакой на Джейханну.
– Нет, и ещё раз нет. Подумай немного – и ты сам всё поймёшь. Зная то, что я тебе сообщил, разве трудно наперёд просчитать реакцию людей? Она очевидна, она напрашивается сама собой – немедленно уничтожить всех альвов, пока они ещё уязвимы, пока они не научились закрывать свои дром-зоны и не изобрели глюонной бомбы. И то, что твоё правительство (в котором, повторяю, сидят вовсе не дураки) не предвидело такой резкой реакции, свидетельствует об одном: вы не сделали этого открытия, вам вообще неизвестно, что странглетный запал напрямую связан со всеми прочими нашими разработками.
Альв задумался.
– Что ж, в твоих словах есть резон. Но ты не учёл одного.
– Чего же?
– Ты сам говорил о террористе, сидящем на термоядерной бомбе. Допустим, вы начнёте уничтожать нас. А мы в ответ заявим: остановитесь, иначе мы взорвём к дьяволу всю Галактику.
– Ну и взрывайте, чёрт с вами. Вы все погибнете, а мы спасёмся. Мы убежим так далеко, что вам нас никак не достать. Мы начнём новую жизнь в других галактиках.
– В других галактиках?! – ошеломлённо переспросил Шелестов.
– Да, друг мой альв, именно так. Если бы вы сделали это открытие, то знали бы, что в перспективе оно позволяет достичь соседних галактик. Не сразу, не в ближайшие годы, но со временем. И ваше руководство прекрасно понимало бы, что шантаж не сработает, что мы, если сложится критическая ситуация, сами пойдём на уничтожение всей нашей Галактики, лишь бы избавиться от вас, лишь бы вы больше не угрожали нам. Так что моли Бога, Григорий, моли того Бога, в которого ты веруешь, чтобы ваша кварковая бомба оказалась не более чем нашим странглетным запалом, секрет которого вы получили от человека-предателя. И ты должен помочь нам найти этого предателя – чтобы мы успокоились и не прибегали к крайним мерам против вашего народа. Иначе начнётся такая бойня, которую уже никто не сможет остановить.
...Три дня спустя из донесений агентов я узнал, что Шелестов подал в отставку со своего нынешнего поста под тем предлогом, что основная работа по обустройству переселенцев уже закончена, а с оставшимися делами справится и его заместитель. Сам же он на быстроходном курьерском корабле улетел на Альвию, чтобы вернуться к своим обязанностям депутата Генеральной Ассамблеи Альвийской Федерации, где он, пока что в единственном числе, представлял партию «Новый путь». Было ясно, что Григорий серьёзно отнёсся к моим словам о готовности людей истребить всех альвов и преисполнился решимости спасти свой народ от уничтожения.