Олег АВРАМЕНКО

Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 /

  Я проснулся, жмурясь от яркого света. Спустя несколько секунд мои глаза привыкли к нему, и я убедился, что свет не такой уж яркий, а обычный дневной, проникающий сквозь два окна в просторную комнату, где я лежал на широкой двуспальной кровати, поверх цветастого байкового покрывала. На мне был тот же самый костюм новороссийского производства, который я надел перед посадкой в челнок, – правда, изрядно помятый. В таком же состоянии был и наряд Анн-Мари, которая спала рядом, подложив под голову руку. На её лице застыло умиротворённое выражение.

   Приняв сидячее положение, я осмотрелся вокруг. Комната ни в малейшей мере не напоминала тюремную камеру. Это была уютная семейная спальня в доме граждан среднего достатка. Правда, в мелких деталях обстановка казалась мне немного необычной, но это было естественно – другая планета, другая культура, другой образ жизни. Помнится, я долго привыкал к тому, как обставила наш дом Луиза... Но нет, сейчас не время предаваться воспоминаниям.

   Я легонько потряс Анн-Мари за плечо. Никакой реакции. Я тряхнул сильнее, но она продолжала спать как ни в чём не бывало. Похоже, на неё ещё продолжало действовать снотворное, тогда как я уже успел его «переварить». Здесь многое зависело от индивидуальных особенностей метаболизма.

   Я соскочил с постели, обулся и осторожно подступил к одному из окон. Как я и ожидал, мы находились в особняке, в спокойном загородном районе, где обычно проживали бизнесмены средней руки, инженеры, врачи, адвокаты и прочие представители так называемых «респектабельных» профессий. Это был один из возможных вариантов, перечисленных адмиралом Дюбарри, когда он инструктировал меня в связи с предстоящим заданием, но никакие конкретные детали в том разговоре не обсуждались. В отличие от ребят из нашей группы, чьи легенды тщательно разрабатывались в течение нескольких месяцев, меня, Рашель и Анн-Мари собирались устроить уже на месте, с оглядкой на обстоятельства. Особых проблем не предвиделось – спешное переселение на Новороссию полутора миллиарда жителей трёх других планет не могло не породить путаницы и неразберихи, что позволяло сравнительно легко внедрить нас в здешнее общество под видом перемещённых лиц.

   Первым делом я направился в ванную, второпях привёл себя в порядок, а вернувшись обратно в спальню, снова попытался разбудить Анн-Мари. Но опять же – безрезультатно.

   Тогда я выглянул из комнаты в коридор. Откуда-то снизу до моего слуха донеслись звуки очень знакомой мелодии. Кажется... Да, «Лунная соната» – одно из самых любимых произведений моей дочери. В свободное от учёбы и подготовки к военной службе время она занималась игрой на музыкальном синтезаторе, причём получалось у неё совсем неплохо. Изредка, когда к нам приходили на ужин гости – то ли мои сослуживцы, то ли коллеги её матери, – Рашель устраивала небольшие концерты, которые пользовались неизменным успехом. Даже я, далёкий от музыки человек, не мог не признать, что в её игре чувствуется недюжинный талант. Однако Рашель и слышать не хотела о музыкальной карьере, главной любовью её жизни, как и моей, были звёзды – и она выбрала их...

   Рассудив, что раз дверь спальни оставили незапертой, то опасаться нечего, я медленно спустился по лестнице в холл первого этажа. Музыка доносилась из-за приоткрытой двери примыкавшей к холлу комнаты, скорее всего, гостиной. Пьеса Бетховена звучала немного иначе, мелодия была не такой плавной, как я привык её слышать, но всё равно она зачаровывала.

   Я тихо проскользнул в комнату, которая в самом деле оказалась гостиной. В дальнем её углу сидела спиной ко мне Рашель, одетая в симпатичное голубое платье, а её пальцы легко порхали над клавишами громоздкого и неуклюжего синтезатора, имитирующего внешний вид старинного механического рояля... А впрочем, нет. Это и был самый настоящий механический рояль! Вряд ли старинный, но тем не менее подлинный. Музыкальный инструмент безо всякой электронной начинки, в котором звуки рождались от ударов по металлическим струнам специальных молоточков, приводимых в движение нажатием клавиш. Механические рояли – хоть старинные, хоть сделанные в наше время, – были исключительной редкостью, раритетом. Речь, конечно, идёт о хороших роялях, а не о бездарных поделках с глухим, бесцветным звучанием, фальшивящих едва ли не на каждой ноте.

   Рояль, на котором играла моя дочь, был не просто хорошим, а отличным. Игра на нём явно доставляла Рашели огромное удовольствие. Закончив «Лунную сонату», она почти без перехода начала «К Элизе» – ещё одну пьесу гениального композитора древности.

   Бесшумно, чтобы не отвлекать дочь, я подошёл к ближайшему стулу и присел. Только тогда я заметил, что в комнате находится ещё один человек – полноватый мужчина лет на пятнадцать старше меня, с убелёнными сединой висками и круглым добродушным лицом. Когда наши взгляды встретились, он слегка кивнул мне головой, но не проронил ни слова. Лишь после того, как отзвучали последние аккорды мелодии, он поднялся со своего места и чинно захлопал в ладоши. Я тоже встал и присоединился к аплодисментам.

   Рашель быстро оглянулась, тотчас вскочила из-за рояля и подбежала ко мне.

   – Привет, папа! – сказала она, поцеловав меня в щеку. – Наконец-то ты проснулся. А мама ещё спит?

   До меня не сразу дошло, о ком она говорит. А когда я понял, что речь идёт об Анн-Мари, то мысленно выругал себя за несообразительность. Мы уже на Новороссии, а это значит, что наша игра началась. И от того, насколько хорошо мы справимся со своей ролью, зависит наша жизнь.

   – Спит, как убитая, – ответил я. – Ты давно встала?

   – Уже полтора часа как. Чувствую, что выспалась на трое суток вперёд. Крепким же зельем нас напичкали!

   Между тем мужчина подошёл к нам и объяснил:

   – Мне не советовали будить вас с помощью стимуляторов. Спешить вам пока некуда. – Он протянул мне свою руку. – Будем знакомиться, сэр. Я Руслан Кузнецов, хозяин этого дома.

   – Очень приятно, – ответил я, пожимая его пухлую ладонь. – К сожалению, я не знаю своего имени. Здешнего имени.

   – Вас зовут Стив МакЛейн, вашу дочь – Рейчел, а жену – Энни.

   – Круто! – вырвалось у меня. – То есть, я хотел сказать, замечательно.

   Кузнецов сдержанно улыбнулся:

   – Мисс Рейчел выразила своё удовлетворение точно такими же словами. Хотя в нашем деле это обычная практика – вымышленные имена для временных агентов должны быть как можно ближе к настоящим, чтобы не требовалось долго привыкать к ним. А совпадение инициалов – вообще идеальный вариант.

   – Это касается не только тебя, па, – вставила Рашель. – Но и меня тоже. И Ан... и мамы. Она, выходя за тебя замуж, просто добавила твою фамилию к своей девичьей и стала миссис Престон-МакЛейн. А я, если вдруг забудусь и начну говорить «Ле...», то смогу исправиться: «Лейн, МакЛейн».

   – Очень хорошо, – сказал я. – Мы здесь уже легализированы?

   – Сведения о вас внесены в иммиграционную базу данных. Это было проще простого – сейчас у нас творится такой бедлам, что обнаружить подлог совершенно невозможно. Предвиделась проблема с получением вида на жительство, но она успешно разрешилась благодаря нашему человеку в городской управе.

   – А что за проблема? – поинтересовался я.

   – Сейчас объясню. Но сперва пройдём на кухню, я покормлю вас. Вы, верно, проголодались.

   Да уж, я действительно проголодался. Чтобы утолить мой голод, понадобилось две полновесные порции риса с жаренной бараниной, изюмом и множеством специй (это блюдо называлось пловом и было весьма недурственным на вкус), а также грамм триста твёрдого сыра, который здесь, на Новороссии, употреблялся в качестве десерта, а не закуски.

   Кузнецов тем временем рассказывал:

   – Вообще-то жизненного пространства на нашей планете вдоволь. До войны Новороссию населяло около пяти миллиардов человек, а после того как сто двадцать лет назад чужаки переселили к нам землян из России, стран Кавказского региона и Средней Азии, нас стало свыше семи миллиардов. Ну а потом... потом случилась та же история, что и на других человеческих планетах. Резко упала рождаемость, многие наши соотечественники – и старые, и новые – потеряли всяческий стимул к продолжению рода. Запреты правительства на любые контрацептивные средства, объявление вне закона абортов и прочие подобные меры не дали желаемого эффекта... Впрочем, я вижу, что вам это хорошо известно. Более трети наших городов оказались полностью заброшенными, а во всех остальных, за небольшим исключением, пустуют целые кварталы и даже микрорайоны. К числу упомянутых исключений принадлежат лишь несколько крупных мегаполисов, вроде Верхнего Новгорода, Аллах-юрта, Христовоздвиженска и, конечно же, столицы – Санкт-Николайбурга, на окраине которого мы сейчас находимся. Когда альвы начали переселять к нам людей с Аррана, Земли Вершинина и Эсперансы, наш государь издал указ, что переселенцы должны в первую очередь обживать пустующие районы. А губернаторы густонаселённых городов, в том числе Николайбурга, пошли ещё дальше: с высочайшего соизволения они ввели для всех инопланетников обязательную регистрацию и получение вида на жительство – нечто наподобие старых добрых виз. – Кузнецов неодобрительно хмыкнул. – Разумеется, это сделано из самых лучших побуждений, чтобы избежать массового наплыва мигрантов. В заброшенных городах переселенцам помогают альвы – снабжают их продовольствием, медикаментами, всеми предметами первой необходимости, оборудованием для ремонта жилья, восстанавливают пришедшую в упадок инфраструктуру, даже налаживают работу давно остановленных фабрик и заводов. Ну а здесь вся забота о них полностью легла бы на нас – от чего наши власти совсем не в восторге.

   – Да, понимаю. И под каким же предлогом мы получили вид на жительство?

   – Главным образом потому, что я выразил готовность взять вас на своё полное обеспечение.

   – За красивые глазки?

   – Нет, из-за Энни. Она высококлассный инженер сетевых коммуникаций, а в телекомпании, где я работаю, острая нехватка квалифицированного персонала. Я предоставляю ей работу, а вашей семье – жильё. Отныне весь второй этаж целиком в вашем распоряжении. Там есть небольшой холл, две спальни с ванными, кабинет и библиотека.

   – Вы живёте в этом доме один? – спросил я, окинув взглядом обстановку кухни, которая совсем не походила на холостяцкую.

   – Нет, у меня есть жена, Ирина. Позавчера я отправил её на недельку погостить у дочери и внучек. Сразу предупреждаю, что она не посвящена в мою подпольную деятельность, хотя догадывается о ней. Когда Ирина вернётся, постарайтесь вести себя как можно естественнее. Я полностью ручаюсь за её лояльность. Если она поймёт, что вы не те, за кого себя выдаёте, то не бросится доносить на вас в царскую охранку, а сделает вид, будто ничего не заметила. Но всё же осторожность не повредит.

   Через несколько минут, когда я уже пил кофе, в кухне появилась Анн-Мари. В отличие от меня, она быстро сориентировалась и сразу вошла в роль: вежливо поздоровавшись с хозяином, потрепала волосы Рашели со словами «Привет, доченька», затем взяла меня за руку и ласково заглянула мне в глаза:

   – Доброе утро, милый.

   – Здравствуй, Энни, – немного опешив, ответил я.

   А Руслан Кузнецов удовлетворённо кивнул:

   – Вижу, у миссис Престон-МакЛейн не будет особых проблем с адаптацией.

   – Значит, так меня зовут? – сказала Анн-Мари, устраиваясь за столом. – Совсем неплохо. А дальше?

   Потчуя её завтраком, Кузнецов поведал ей то же самое, о чём перед этим рассказывал мне. Потом вручил нам поддельные арранские документы, временные иммиграционные удостоверения (совершенно подлинные, по всем правилам выданные новороссийскими властями) и лазерный диск, где были записаны все подробности нашей легенды.

   Рашель внимательно изучила своё удостоверение личности и с сомнением произнесла:

   – А не слишком ли вы занизили мой возраст? Восемнадцать лет ещё куда бы ни шло. Но семнадцать, по-моему, чересчур.

   – Как раз нормально, – сказал я. – В твоём возрасте девушки выглядят по-разному. Одни кажутся старше своих лет, другие – младше. Ты будешь из молодых да ранних.

   – К тому же, – добавил Кузнецов, – такой возраст позволит нам устроить мисс Рейчел в один класс с интересующим нас молодым человеком.

   – А-а, – протянула Рашель. – Тогда другое дело. Семнадцать так семнадцать. Постараюсь притвориться малолеткой.

   – А вот мне прибавили почти три года, – отозвалась Анн-Мари. – В итоге получается, что я родила тебя в двадцать. Как раз нормально.

   – И дополнительные комплименты вам гарантированы, – галантно заметил Кузнецов. – Теперь будут говорить, что вы выглядите моложе своего возраста не на десять лет, а на все тринадцать.

   В ответ она лишь молча улыбнулась.

 

   После завтрака мы с Анн-Мари по очереди приняли душ, переоделись во всё чистое (шкафы в спальне были предусмотрительно укомплектованы всевозможной одеждой наших размеров), а затем вместе с Рашелью засели за изучение своей легенды и провели за этим занятием весь день, прерываясь лишь на обед и ужин. Наша история, как и полагалось агентам, была проста и незамысловата, но тщательно проработана. Даже слишком тщательно, учитывая сжатые сроки, в которые её разработали. За обедом Анн-Мари выразила по этому поводу своё удивление, однако наш хозяин расставил всё на свои места.

   – Мы просто воспользовались одной из заготовок, предназначенных для внедрения очередных разведчиков, – объяснил он. – Только и того, что слегка подправили ваши имена и добавили в вашу семью дочь.

   Незадолго до полуночи (сутки на Новороссии длятся двадцать пять с хвостиком часов) Рашель, вопреки её же собственному утверждению, что выспалась на несколько дней вперёд, начала отчаянно зевать. Мы отправили её спать, а спустя полчаса и сами решили, что утро вечера мудренее. Впереди у нас было ещё несколько дней для адаптации, так что мы могли спокойно отложить заучивание всех мелких фактов нашей биографии на завтра.

   Как любой нормальной супружеской паре, спать нам полагалось в одной комнате и мало того – в одной постели. За прошедшую неделю мы уже свыклись с этой мыслью и, тем не менее, оказавшись вдвоём в спальне, почувствовали себя неловко.

   – Хорошо хоть кровать большая, – сказала Анн-Мари.

   – Да, это хорошо, – неуверенно согласился я.

   Мы немного помолчали.

   – Ладно, – отозвалась Анн-Мари. – Сделаем так: ты переоденешься в ванной, а я – здесь. Когда буду готова, позову тебя. Договорились?

   Я согласно кивнул, достал из встроенного в стену шкафа чёрную шёлковую пижаму и удалился в ванную. Переодевшись, я почистил зубы и стал ждать. Вскоре, гораздо раньше, чем я рассчитывал, из спальни донёсся голос Анн-Мари:

   – Можешь выходить, Стив.

   В комнате царил полумрак – верхний свет был выключен, горел лишь тусклый ночной светильник. Анн-Мари лежала с правой стороны кровати, натянув одеяло почти под самый подбородок. Я лёг слева и уставился взглядом в потолок.

   – Ты спишь на спине? – поинтересовалась она.

   – Обычно да.

   – Не храпишь?

   – Пока никто не жаловался.

   Пауза.

   – Интересно, – вновь отозвалась Анн-Мари, – мы всегда будем чувствовать себя так скованно наедине?

   – Не думаю. Надеюсь, мы скоро привыкнем друг к другу.

   – И как скоро?

   – Всё зависит от... – Я запнулся.

   – От чего?

   – Ну... от наших отношений.

   – Ага, – протянула она. – Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.

   Я смутился.

   – Извини, Анн... Энни, я не хотел тебя обидеть.

   – Я не обижаюсь. А ты действительно хочешь меня?

   – Если честно, то не отказался бы.

   – Почему?

   – Ты очень привлекательная женщина.

   – И этого для тебя достаточно?

   – Обычно для мужчины этого более чем достаточно. Особенно, если он свободен.

   – А ты свободен?

   – Уже два года.

   – Я имею в виду не формальные обязательства, налагаемые браком.

   – Тогда... тогда не знаю.

   – Ты всё ещё любишь мать Рашели?

   – Может, люблю. А может, и нет. Не уверен. Любовь вообще странная штука. Я ведь любил и свою первую жену, однако развёлся с ней. С Ритой тоже... – Я с опозданием прикусил язык. – Прости, что напомнил об этом.

   Анн-Мари перевернулась набок, спиной ко мне.

   – Ничего, – глухо ответила она. – Всё уже в прошлом. В далёком прошлом. Хотя... Впрочем, не важно.

   – Ты до сих пор любишь Арчибальда?

   Несколько секунд она молчала.

   – Отвечу твоими же словами: может, да, а может, и нет, не уверена. Ты прав – любовь действительно странная штука. Когда я думаю о нём, то чувствую, что ненавижу его. И всё же... Понимаешь, после него у меня не было ни одного мужчины. Ни единого. Целых семь лет. Это ужасно, невыносимо – но я ничего не могу с собой поделать.

   Мы замолчали. Я не знал, что ответить на этот отчаянный крик души. Любые слова тут были бессильны.

   Через несколько долгих минут Анн-Мари произнесла:

   – Ну ладно, пора спать. Спокойной ночи, Стив.

   – Спокойной ночи, Энни, – ответил я.

   Ещё добрых полчаса я пялился в потолок, пока не заснул.

Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 /